Девушка тяжело сглотнула и опустила увлажнившийся взгляд на стоящий перед ней деревянный кубок с элем, к которому она не притронулась.
– За ваше здоровье! – воскликнул ее отец и поднял свой кубок так быстро, что эль выплеснулся через край на белую полотняную скатерть.
Обитатели замка, сидящие за расставленными по огромному залу столами и не имеющие представления о причине радости хозяина, тем не менее сдержанно поддержали его.
Пэган покорно поднял свой кубок, хотя не испытывал никакого душевного подъема. Чем он недоволен, он и сам не знал. В конце концов, разве не получил он то, что хотел? Лорд Ривенлох встретил его радушно, и выбранная им невеста казалась милой и послушной.
И все же он не решался потребовать ее руки. Мало того что он практически узурпировал владения лорда Геллира, так еще и заявить права на одну из его дочерей…
В конце концов Пэган решил поступить разумно, предоставив их отцу выбрать, которую из девиц он хочет отдать за него замуж.
Но к его немалому изумлению, прежде чем лорд принял это решение, прежде чем две другие отсутствующие сестры соизволили появиться к ужину, младшая быстро и покорно предложила себя.
Пэган не считал себя дураком. Он тотчас же понял по дрожи в девичьем голосе, что она предлагает себя не из большой любви к нему, а в качестве какой-то искупительной жертвы. Это прискорбно, однако ему ничего не оставалось делать, как принять предложение. Поступить иначе означало бы не только оскорбить, но и принизить ее благородный жест.
Ее отец, естественно, одобрил этот союз. Для лорда младшая дочь была, очевидно, наименее значимой. Такое же положение существовало и в нормандских семьях. Первого сына учат править домом, второго – сражаться, ну а третий может надеяться лишь на место в церкви или выгодный брак. Разумеется, для младшей сестры брак с Пэганом – выгодный брак.
И все же Пэган не испытывал никакого восторга, глядя на подавленную девушку., на слабоумного лорда, на компанию шотландцев вокруг него, что посматривали на них с Колином со смесью благоговейного страха и недоверия.
Только Колин, казалось, чувствовал себя легко и непринужденно среди обитателей замка. Но с другой стороны, он всегда ведет себя свободно и со всеми находит общий язык. Веселый и беззаботный, он запросто может завязать разговор как с титулованной леди, так и с простолюдинкой, и к концу вечера и та и другая будут как воск в его руках.
Пэган тоже никогда не был обделен женским вниманием, но его привлекательность заключалась в силе и доблести, равно как и красивой внешности, но никогда – в обаянии.
В этот раз, однако, верные, испытанные атрибуты не помогли уменьшить ужас, которым были наполнены глаза… как там ее зовут? Он нахмурился. Черт возьми, если он хочет уменьшить страх девушки, ему надо бы запомнить ее имя.
– Ну-ну, – пожурил Колин, ткнув его локтем в ребра. – Не хмурься, Пэган. Ты напугаешь Мириель.
Мириель, вот как ее зовут. С тех пор как сегодня утром он посостязался в силе воли с высокой блондинкой, у него вместо мозгов каша.
– Воистину, – продолжал Колин, обращаясь к Мириель, – у него нежная душа, миледи. При всей внешней суровости он славится своей любовью к арфе и ласковым отношением к зверюшкам и детям.
Пэган помрачнел еще больше. Что за чепуху несет Колин? Единственное, за что он любит зверюшек, – это за то, что их можно съесть в жареном виде, а что касается арфы…
– Фу! Вы опоздали! – вдруг рявкнул лорд Геллир.
Пэган поднял глаза от жареного кролика. Очи Господни, давно пора. К помосту с размеренной неторопливостью, гордые и красивые, приближались сестры Мириель. Если они так опоздают к ужину, когда он будет господином, решил Пэган, он оставит их голодными.
Пэган полагал, что лицо блондинки отчетливо врезалось ему в память, но сразу понял, что ошибался. Она не просто красива. Она изумительно, ошеломляюще красива. Статная и элегантная, в одеянии из небесно-голубого шелка, она скользила по полу с уверенной грацией пантеры. Ее сестра шла следом, одетая в платье ярко-желтого цвета, осторожно оглядываясь, словно дай ей хороший повод – и она может внезапно запрыгнуть на один из столов.
Даже болтовня Кол ина стихла, когда девушки шли через зал.
Пульс Пэгана невольно участился, и он почувствовал, как рана, которую нанесла ему блондинка, запульсировала под туникой.
Часами он представлял выражение крайнего потрясения на ее лице, когда она обнаружит, кто он такой. Упивался мыслью о ее испуге и огорчении, когда она поймет, что ранила своего будущего господина.
Но его жажда увидеть ее унижение не была утолена. Выражение ее лица, когда она встретилась с ним взглядом, было непроницаемым. Кажется, она не только не удивилась его присутствию, но и не испытала ни малейшего раскаяния или стыда. Нахалка! Неужели она с самого начала знала, кто он? Но если так, значит, ее действия были заранее продуманными и расчетливыми. Эта ведьма намеренно провоцировала его.
Когда она приблизилась, Пэган увидел, что глаза ее сверкают как ледяные звезды, и предвкушение сладостной мести участило стук сердца. Весь день, пока из пореза сочилась кровь, он рисовал в своем воображении, как укротит своенравную девицу. Он мечтал, как посадит ее под замок на хлеб и воду. Он представлял, как оставит ее в колодках и одной рубашке. Он размышлял, как будет отрезать каждый день по дюйму ее прекрасных золотых волос, пока она не сломается. И теперь, когда его месть достаточно близка, чтобы вкусить ее, ему, вполне естественно, следовало бы смаковать ее, как редкое испанское вино.